Когда она плакала, он уходил на кухню и включал плеер на полную. Он заваривал крепкий чай или варил кофе без сливок, обжигал себе губы, забывая дуть на горячий напиток, и пытался раствориться в оглушающем ритме, разрывающем его голову. Он смотрел в окно и думал о том, что пора бы давно снять гирлянды с елки – был уже конец января, и купить, наконец, лампочку в коридор – каждый раз утром в темноте спотыкался о полку для обуви.
Когда она плакала, он уходил в ванную и расставлял лежащие как попало баночки, тюбики и флаконы по полочкам. Он знал, что через несколько дней энтропия возьмет свое, и снова воцарится хаос, но позволял некому подобию порядка порадовать глаз хотя бы недолго.
Когда она плакала, он молча надевал куртку, уходил на улицу, доходил до ближайшего круглосуточного супермаркета и бродил между рядов, скользя невидящим взглядом по полкам с товарами. Он задумчиво прикасался к плиткам ее любимого шоколада и конфетам с ромовой начинкой. На кассе он покупал сигареты, а выйдя из магазина вспоминал, что так и не купил лампочку.
Когда она плакала, он звонил своему другу и обсуждал предстоящую командировку в Европу. Надо было еще забронировать отель в Амстердаме, куда они собирались съездить на выходные. Он отпускал пошлые шуточки по поводу того, что можно остановиться на улице Красных Фонарей и сэкономить на гостинице. Он говорил, что у местных проституток отличная техника и самая настоящая грудь. Он говорил, а его сердце молчало.
Потому что когда она плакала, он – умирал.